В 2018 году, в канун театрального фестиваля «Голоса истории», случился обвал: «за пять минут» была обрушена жизнь худрука, режиссера и директора Вологодской драмы – Зураба Нанобашвили (о качестве той истории говорит простой факт – тут же прискакал Малахов, чтобы поживиться на скандале, упиться желтой кровушкой). Театральная общественность города глухо молчала, местное отделение СТД, как и большое СТД с его главой, любящим писать направо и налево публичные письма, А. Калягиным, – оглохло и ослепло; Минкультуры, конечно, быстро умыло федеральные руки, так как история, мол, «местная», для него неответственная, и решение принималось, естественно, учредителем – в лице чиновника. Второго, после губернатора, эшелона. Харассмент как инструмент избавления от нежелательных по каким-либо причинам лиц и у нас активно работает – провинция доказала, что не хуже там всяких америк и голливудов умеет, если надо, дело провести.
Все было громко, грязно, скандально, ком покатился, и никто уже не замечал и не брал в расчет никаких аргументов, здравого смысла и реальных фактов, – того, например, что прокуратора отказала «двум невинностям» (в малаховской трактовке) в заведении уголовного дела.
Я помню свою оторопь, когда и спектакль Зураба сняли с фестивальной Афиши… Я помню глухое молчание культурных людей города. Никто не смог перешагнуть через свои личные маленькие или большенькие претензии к человеку, давно и крепко делавшему свое дело, и совершенно художественно-неистово всегда готовящегося к фестивалю «Голоса истории». Это его горение нас и сближало. Люблю профи.
Проблема «чиновник и культура», к которой я всегда была внимательна, полыхала, жгла, требовала проговаривания и продумывания, тем более, что я никогда не разделяла позиции, что все чиновники – навсегда «крапивное семя», а все художники – непременно таланты и творцы; что всем чиновникам надо всегда показывать фигу (хотя бы и в кармане), а любое сочувствие культурного сообщества вызвано исключительно благородными порывами. Вопросы кто, где, когда и почему уместно задавать в каждом конкретном случае.
Уже тогда глава департамента культуры и туризма Владимир Осиповский сторонился скандала. Отметив это, и зная, что при подготовке к фестивалю 2018 года все решения, увы, принимал не он, я, тем не менее, всегда прямо говорила ему о том, что полагала важным. Впрочем, говорила и публично.
Почему крушили режиссера Нанобашвили так шумно, и почему так тихо и застенчиво провели конкурс, назначив человека без творческого лица на должность худрука? (География его постановок так мизерна, что мне неловко и озвучивать эту несчастную «пару спектаклей».) Между тем, новый назначенец в режиссеры сидит «скромно и тихо», его имя мало кому что говорит вообще, а посмотрев один его спектакль (ЗК – ну, понимаете, это, так сказать, хэштег «Зойкиной квартиры», демонстрация того, что и в Вологде мыслют в рамках «современного театра»), – посмотрев этот спектаклик, я решила, что он не заслужил даже и отрицательной моей рецензии…
Но пока я задавала В.А.Осиповскому свои «почему», спрашивать о разорении драматического театра стала не с кого: замгубернатора был и сам «за десять минут» изгнан за «неэтичное поведение», а мы подошли к фестивалю «Голоса истории-2020», в котором самостоятельность начальника департамента приятно удивляла. Хотя бы уже и тем, что он не поддержал лоббирования другой культурной начальницей (ни минуточку не экспертом в театральном искусстве при этом) грымокипящего московского режиссера, восхотевшего посетить фестиваль и, естественно, «сожравшего» бы участием своего костюмного спектакля почти половину фестивального бюджета.
В общем, и о чиновнике не побоюсь замолвить слово – ведь не только же об актерах и прочих актуальных творческих личностях нам убиваться в сочувствиях. Осиповский, как я видела, из «декоративной фигуры» на глазах становился чиновником, способным к диалогу и делу. И мне казалось, что постепенно, не отступая, мы действительно создадим Дирекцию фестиваля «Голоса истории», возможно и укрупнив его, возможно и создав под его крылом более локальные фестивали (венец фестивалей); что мы, наконец, впервые в новейшее время «культурных скандалов» проведем стратегическую культурную конференцию на тему «Чиновник и культура» (Осиповский, как вижу, не испугался, что «достанется» и чиновникам).
Но вирусная реальность отодвинула не только фестиваль «Голоса истории», но и Осиповский на днях был временно отстранен от должности. И это его непонятное отстранение, на мой взгляд, только усиливает необходимость честно и открыто говорить о том, что в культуре Вологды накопились не столько финансовые проблемы (о них я, конечно, не много знаю), сколько проблемы гуманитарные.
В любые времена сама установка на возгонку «своих Расинов и Пиндаров» дает важный результат – в тени тех, кто «служит в культуре» появляются и те, кто живет культурой и творчеством «до полной гибели всерьез». Сегодня общее настроение провинциальной интеллигенции такое: никто никому не нужен, чиновники не ходят ни в театры, ни на выставки, в талантах НЕТ потребности, творческие союзы перебиваются с хлеба на сухари; а в Советах сидит «общественность», перебравшая «все партии», не разбирающаяся в культуре и имеющая узкий гуманитарный горизонт.
Мне кажется, что современное чиновничество аккуратно- безынициативно и часто равнодушно ко всему, кроме самосохранения (удержания на «стабильном» месте). «Степень настойчивости государственного служащего обратно пропорциональна важности того, на чем он настаивает», – сказал один зарубежный остряк. С учетом нашей реальности, я бы переформулировала так: Лишь бы не было скандалов! И это – современная целевая установка, идущая, кстати сказать, из Центра. Или посмотрим иначе – нынче налицо боязнь «переизбытка гениальности в государстве», ведь талантливый человек всегда более заковырист, ершист и неудобен, чем посредственность. И меня очень и очень пугает тот факт, что чиновники, от которых и в провинции зависит очень много, не понимают социальной и культурной опасности посредственности, нынешнее удобство от которой (нет скандала) есть стратегическая бомба (в будущем – застой, сниженный культурный иммунитет народа и победа над ним любого вируса духовного или политического).
Эстетическая, этическая и смысловая борьба – в природе культуры (театра, литературы, музыки и живописи)! Она им присуща! Братание Чернышевского с Достоевским попросту невозможно. Да и не нужно никому, кроме счастливых обладателей дубинноголового принципа равенства (мол, все равны и все вошли в историю), и счастливых чиновников, для которых тоже не разницы между «Домом Бернарды Альбы» З. Нанобашвили и «ЗК» режиссера-назначенца. Если мэр города фотографируется вместе с назначенцем в фойе драматическом театре с хештегом ЗК в руках и размещает фотографии у себя в соцсетях, – для публики это сигнал, символ легитимности бездарного спектакля. И так всё сладко, и так всё безмятежно. И зачем слушать профессионального критика, способного доказать, что все это ЗК – объедки с московских столов, выставленных после вип-обеда во двор модными господами для третьесортных вологодских подражателей?! А уж фестиваль молодого европейского кино VOICES вообще пребывал под особым высоко статусным чиновным покровительством и никакой критики не допускал. Куда уж нам, вОлОгОдским, англичан да французиков критиковать… Только восхищаться и книксовать перед недоступным (пока) развратом ума, да высокооплачиваемыми «звёздами».
И какой тут может быть результат? Только один – медленное затягивание болотной ряской общего культурного поля Вологодчины, славной памятью и именами. И это очень трудное место: мы вроде бы все больше и больше (так все отчитываются) тратим денег на культуру, но вот что мы получаем в результате этих бюджетных трат?
Почему этот вопрос задавать неприлично?
Наверное, потому, что так ВСЕМ проще: художник будто бы свободен от контроля чиновников (причем, чем бездарнее – тем свободнее), а у чиновника не болит голова о том, что нужен какой-то эстетический «контроль», анализ, сравнение и понимание (лучше взять, да при нужном случае, все поломать и вытолкать взашей неудобного художника), а потому чиновничьи решении последних лет чаще мстительны, скоропалительны, не имеют под собой достаточных творческих и профессиональных оснований. Потому так занижена планка профессиональной ответственности в Вологодской драме (и думаю, что не только в ней). Ну, уж если есть нынче такое понятие как «культура коррупции» (наравне с «культурой насилия», «культурой смерти»), то почему бы не реализовать в рамках нацпроекта полезную программу окультуривания чиновника? В принципе, место чиновника должно быть «не лучше галер». И чем выше чин – тем тяжелее весло.
Нет критики – нет жизни живой. Нет планки, нет ценностного центра, – но всегда есть всяческая бодрая отчетность, протокольная чиновная «литература». Не сомневаюсь, что без бюрократии нельзя – но не сомневаюсь, что культура должна иметь разные уровни – как местный, народный, так и высший художественный. И без постоянного вытягивания на публику, предъявления ей этого самого высшего качества, высшей пробы художества, без размышления об удачах и проблемных местах в культуре просто невозможно держать и самим чиновникам «удар», то есть различать в том, что видишь, языки и смыслы, подделки и живое дело, как и понимать, что «подонки легко к орлу приспосабливаются. Так же легко приспособились они однажды к серпу и молоту, так же легко приспособились бы они и к кенгуру, сделайся вдруг это сумчатое млекопитающее государственным символом России…» (Н. Калягин). Пестовать живую, ответственную эстетическую критику (которой в провинции уже нет, а под видом «продвинутости» и учености выдаются всяческие «метаязыковые рефлексии») – крайне необходимо.
Мы, например, знаем, какой из русских царей кому благоволил, что читал, кого поддерживал. Высокий вкус был у царей. Но мы не знаем, что читает, что любит и ценит в искусстве Вологодский губернатор, которому город не простил (а прощение в русской культуре как правило дело легкое, радостное) неловкого высказывания на тему места культуры в его жизни. Кстати, он ни разу не встретился с творческой интеллигенцией города. Быть может, вспомнит Вологда «клюку Белова», с которой он врывался в кабинет губернатора Вячеслава Позгалева с требованием отремонтировать библиотеку?! И ремонтировали. И не обижались…И считали, что Белов «право имеет», потому как обеспечено оно талантом, трудом и масштабом личности, а не принадлежностью к «Тимуру и его команде», к мужу, свату, брату.
«Идеальное царствование требует идеальных подданных», – сказал умница-петербуржец Николай Калягин. Мы не идеальны. И чиновники тоже. Но все же против тех, кто как Осиповский, как прежде Позгалев, готовы к диалогу и решению культурных вопросов – не стоит все время держать оборону. Хотя, конечно, иное чиновное самодурство ничуть не законнее художественного разгильдяйства. Сбитый культурный фокус – вещь неприятная. Но все же и следовать советам Козьмы Пруткова стоит с большой осторожностью: «Если хочешь быть покоен, не принимай горя и неприятностей на свой счет, но всегда относи их на казенный». Я, собственно, требую высоты призвания и от художника, и от чиновника-бюрократа. В провинции эта связь патриархальнее (все всем знакомы), но и опаснее – потому как «некуда пойти» кроме как к тому же чиновнику.
А пока:
Всё тише и тише живет чиновник.
Все хуже и хуже живет художник.
P/S. Уважаемый начальник департамента культуры, Владимир Осиповский!
Ждем от Вас большого и прямого разговора о Чиновнике и Художнике, о чиновниках и культуре. План есть! Вы готовы?