Много-много лет назад, в 1989 году, когда «все у нас переворотилось», и «укладываться» совсем не собиралось, посмотрела я спектакль «НАШ ДЕКАМЕРОН» в Театре имени М.Н. Ермоловой (режиссировал Р.Виктюк). Пьеса Э. Радзинского. Главная героиня, так сказать, «ново-перестроечного формата», «звезда на утреннем небе» – проститутка, которую играла Татьяна Догилева. Играла ярко и противно, и, кажется, потом взбунтовалась и отказалась выходить на сцену Машкой… Но речь о другом – меня сильно коробило это навязчивое требование признать, что эта подлая история – НАШ декамерон, а потому статья моя называлась – ВАШ ДЕКАМЕРОН.
…Нынче у нас снова разыгрывается «НАШ декамерон» – в публичном пространстве, на общественно-государственной, так сказать, сцене – разыгрывается в связи с убийством, совершенным Михаилом Ефремовым. Артистом, свободолюбивым «гражданином-поэтом», бузотером, скандалистом, матершинником, бузилой, дрязгуном, пьяницей. Признаюсь, этот «большой русский артист» счастливо не встречался на моем творческом пути (видела его только у Н. Михалкова в «Двенадцати», но полагать его ни великим, ни значительным, нет, кажется, никаких оснований). Просто «великий русский артист» – это нынче и рыночный, так сказать, лейбл. Его регулярно выдает «прогрессивное общество», когда тот или иной орлуша-каркуша попадает в неприятный случАй. Увы, нынче содержание сего славного наименования – «великий русский артист» – чаще выдается, так сказать, не тем, кто талант свой бережет да усердно оттачивает, но определяется существованием параллельной культурной реальности, в которой «верноподданные рубля и доллара» приобретают «титулы» даже не женясь, как когда-то купеческие сынки, на бедных дворянках.
В этой самой параллельной культурной реальности все друг друга знают и отменно ладят, несмотря на то, что один – сугубый либерал (правда спроси его о составе его «мировоззрения» и он вряд ли что-то вразумительное ответит), другой – штатный православно-патриот, третий – и вообще Бог знает что (тут тебе и севрюга с хреном, и Конституция с ОНФ, и необъяснимая любовь к какому-нибудь Мариенгофу, которого канканирующая мысль удачно и выгодно возвела в ранг писателя-классика).
Из этого самого культурного зазеркалья давно самоупразднилось государство. Многомиллионные регулярные доходы орлуш, кликуш, миш, ксень, евгеш, кирюш не имеют никаких разумных границ и не обеспечены никаким достаточным основанием. Их обжористые утробы выбрасывают в мир отрыжки-плевки на все четыре стороны: в этот народ (можно и матом со сцены, и с голыми задницами, и пьянущими выползать), в эту страну (тут все средства хороши и нет пределов злоречия), в эту русскую культуру (невыносимо классическую). И несут, несут их денежные потоки, обеспечивающие индивидуальную свободу разложения и личное законодательство в «этой стране» – несут кого куда. Ефремова вынесли на встречку. И убил он Сергея Захарова.
Горького пьяничку пожалеть можно. И мы это умеем. Но горький ли пьяничка перед нами?
В этой истории две позиции с сугубой симптоматикой мне кажутся не менее характерными, чем трагический ефремовский итог. Первая – призыв видеть в ефремовской истории привкус «травли-мести» орлуши-каркуши (он же «гражданин-поэт»), вплоть до якобы «покушения на жизнь» М.Е.
Даже и обсуждать скучно. Этот аргумент – замечательный «зонтик» для распальцованной оппозиционной культурки. Это – её спасательный круг, симпатичное следствие «нескончаемого злоречия, повального злорадного осуждения» собственного государства и народа. Оно пока не кончится, потому как это круговая порука.
А вот другой кейс с аргументацией (от Боякова) и того хлеще: оказывается, мы «все виноваты», и это снова – «наш декамерон». Приличнее было бы затасканные ссылки на мнимый христианский гуманизм заменить на «я виноват». Это я, ЭБ, был «показательным символом» расчленения русской культурной традиции – это я усердно «лепил образ орлуши-кликуши-каркуши», когда ставил «поэтические спектакли» с такими вот текстами:
«С педофилом в кустах сюсюкала,
с фетишистом мылась в чулках,
лесбиянка меня баюкала
на своих волосатых руках»… и т.д.
Это я, ЭБ, обливал вас помоями; это я в 2014 году пригласил Антона Адасинского стать деканом факультета хореографии в Воронежскую Академии искусств – Адасинского, спектакль которого «Суицид в прогрессии»» получил «горячее одобрение» тусовки… «Я должен показать духа, которого приглашаю в себя, не важно, дьявол это или облако», – вещал А.Адасинский: Это я, ЭБ, говорил: «Чтобы вопрос разрешения однополых браков обсуждался в парламенте, как это происходит в Европе, его нужно поднять на территории фильмов, спектаклей и книг». это я разрушал ваш культурный иммунитет… это я…это я… сделал очень много для того, чтобы у Ефремова дочь взросла трансгендером.
Как удобно спрятаться за коллективной виной! Какая затасканная и грязная мораль, не имеющая НИЧЕГО общего с ценностями русской христианской культуры, а потому еще и еще раз доказывающая, что искатель смыслов и чинов ничего как не понимал, так и не понимает в том, о чем без устали трендит.
Это сообщество (рассевшееся по доходным государственным местам) давно культурно-эпидемиологически опасно. Давно я говорила о токсичном лидерстве, об антикультурном вирусе разложения, о тех, кто давно и регулярно проводил интоксикацию публики «на заданную тему»: об исключительности творческой натуры, даже если там нет никакого творчества; о возможности для тебя либерализации всего и вся, если ты часть «команды» («бригады», «тусовки», атк) и уже не важно, что ты сам лично из себя представляешь, – «команда» сработает. Очередная интоксикация происходит на наших глазах: упрямо и настойчиво «россиян» делают виноватыми за то, что «ругают» пьяного артиста, а не «проворовавшегося чиновника», что не понимают всей «сложности» ситуации… Ну да, остается только завопить: «На колени, уроды, не понимающие высоких экстатийных творческих состояний»! На колени, судьи, не умеющие разглядеть настоящего, с подогревом, духа за отвисшим брюхом!
Я не знаю, что на самом деле происходит с Михаилом Ефремовым – но у него есть реальный шанс стать другим, «пойти на каторгу» и понести наказание. Чем лично для него будет эта трагедия, это стояние у края бездны – личным обновлением, глубоким страданием или игрой с законом? Но ведь хочется верить, что человек может стать больше себя прежнего.