Славянофил Константин Аксаков был настолько одет по-русски, что все его принимали за персиянина
А вот кличку «славянофил/славенофил» изобрел как раз смеясь Константин Батюшков, жизненные силы которого были истощены слишком элитарным образованием в пансионах Петербурга. Вот и пасёт теперь вечно поэт свою лошадь на набережной Вологды-реки, в провинциальной тишине.
Конечно, Батюшков и не думал, иронизируя, что в образе славянофилов и западников, появится солидная умственная деятельность. Однако, это когда еще в салонах вызреет сила идей, которые худо-бедно могут влиять и на общество?! Не проще ли тем, кто чувствовал и говорил как европеец, взять да и противопоставить нечто более явное и вещное, мимо чего не пройти? Согласитесь, что сила физическая (ну там лихая езда на байке или, pardon, на тройке с бубенцами) неизбежно заметнее каких-либо возможных изящных проявлений русского духа семейства Аксаковых. Вот и начал Константин Аксаков движение «за русское платье и ношение бороды», то есть за мурмолку, длиннополый зипун и косоворотку против европейских нарядов (фраков, сюртуков и шляп).
Ну, косоворотку мы знаем – её носят староверы, традиционалисты, политики и даже губернаторы (помню и вологодского экс-губернатора В.Е Позгалева в косоворотке, впрочем, и у нынешнего губернатора Г.Ю. Филимонова она стала командной «фишкой»). Мужчинам она идёт. Вот только мужики её больше не носят… Мурмолка – высокая круглая старинная русская шапка. Её упрощенное подобие вологжане могут увидеть в премьерном спектакле «Борис Годунов» в ТЮЗе у Василия Шуйского и др. бояр. Я же помню, как в советское время писатель Дмитрий Балашов носил роскошные красные и белые атласные рубахи навыпуск с подпояской и хромовые красные сапожки.
Конечно, и тогда наряды дворянина Аксакова, как и потом, советского писателя Балашова полагались скандально-эпатажными и вызывали ядовитые насмешки. Движение среди дворян «за русское платье» закончилось, как известно тем, что правительством был издан в 1849 г. циркуляр, запрещающий дворянам появляться в русской одежде в общественных местах, а также носить бороды государственным служащим (сын и отец Аксаковы написали соответствующие личные расписки). Самое замечательное здесь то, что «битвы о мурмолке» или вопрос о русском платье развился дальше, перешёл в мировоззренческое пространство (как сегодня – в идейное). «Русская жизнь как жизнь самобытная «против иностранного маскарада»; русский ум – против «удобной роли обезьяны». Оппоненты (западники) полагали себя оскорбленными («мы воры, изменники, обезьяны в глазах Ваших», – писал Константину его товарищ-западник). Аксаков же «уйдя из общества», сформулировал то направление движения, что и сегодня нас горячит: «Я иду к самобытности от обезьянства; теперь, чтоб сказать определённее, я иду к народу от публики; ещё проще: я иду домой». Конечно, к народу Аксаков не дошел. И не мог дойти. Славянофилы не поняли Пушкина – и это огромный ущерб их. Просто катастрофический… Кроме того, они, по словам Достоевского, постепенно обнаружили «редкую способность не узнавать своих и ничего не понимать в современной действительности». Вот-вот. Любому «закрытому кружку» (будь то «Энский клуб» или клуб любителей Гёте и Гессе) грозит опасность не различения идеалов и действительности, событий и их уроков. Да, в таком случае идеализм будет высокомерным и «барским», а живая реальная Россия снова никуда не годиться – как для славянофила, так и для западника. Ну не выдерживает она идеалов ни Хомякова, ни Белинского! «Точно опыты над кем-то делаете, в микроскоп кого-то рассматриваете», – негодовал Достоевский.
Но все же… Но все же вопрос о русском умозрении был поставлен.
А сегодня иметь мировоззрение/умозрение так и вообще роскошь, требующая колоссального труда и сопротивления злобе дня (а злоба-то всё короче и короче в мыслях и текстах). И мурмолка с косовороткой тут уже не помогут…
Кстати, мурмолку сегодня запросто можно купить.