Ровно раз в шесть месяцев пять немолодых мужчин двигались в сектор 67543/11, оставляя за собой медленно плывущие следы. Альфа-магистраль Север-Юг, Восток-Запад, закодированная в робото-корпорации как Большой Крест, быстрее и комфортнее других доставляла не только роботов, но и оставшихся людей в нужном направлении.
От людей оставался след. Роботы ничего не выбрасывали во вне, кроме волнового сигнала. Будто пар поднимался за каждым из мужчин, делая их неразличимыми для обычного глаза, но электронный Глаз спокойно их наблюдал. С точки зрения «доктрины», господствующей в Пространстве R, эти пять были не интересны – их жизнь скорее завершалась, и они никому не могли быть угрозой. Владыка мирового искусственного интеллекта Аддор, предок которого был создан человеком, настолько хорошо изучил людей, что ему бы ничего не стоило вывести из строя этих немолодых мужчин, прикрепив к каждому из них дополнительного робота с программой «антиволя».
Только зачем ему было совершать лишнюю операцию? Ведь все они уже переместились в главной Базе данных за линию общественной пользы. Их личный коэффициент интеллектуальности падал год от года, их мозг явно устал и не производил ничего, что было бы интересно. И это путешествие в 67543/11 оставалось их главным развлечением.
Николас, Анри, Ваня, Санс, Герг не могли любить то, что было вокруг. Тысячелетия человеческой истории таяли и истекали на их глазах. Людская память все сведения о себе передала машинам. Сотни и сотни лет помещались в машинные мозги, и они не вызвали больше никаких тревожных эмоций у людей. Роботы выискивали в этом хранилище только то, что можно было использовать в памяти веков для управления человеком…
Территория #& все более и более сужалась. Символами #& обозначалась Живая Жизнь, земные площади которой все активнее заселялись роботами.
Анри и Ваня двигались с Севера. Николас – с Запада, а Санс и Герг – с Востока. Их цель – Кавказ и Солнечная платформа, размещенная там, где когда-то был Кисловодск. Они не знали почему правящие роботы, называвшие себя когниты, оставили этот клочок земли, ставшей задворками цивилизации.
Никто из них в пути не разговаривал друг с другом – собственно Николасу было и не с кем.
Они давно привыкли молчать и думать только внутри себя, внешне тщательно соблюдая правила и законы Большой Корпорации «Земля». Правила мира когнитов были столь малочисленны и определенны, что соблюдать их живому человеку было противно, но все же не сложно. Нужно было выбрать цвет радуги, и в каждом сегменте цвета пользоваться именно его интеллектуальными благами. Самым простейшим был красный – комната-ячейка досматривалась с частотой раз в неделю, а любые коммуникации с миром обеспечивал к-бот, позволяющий связываться с когнитами, живущими в красном спектре. Когниты этого сектора были довольно просто устроены. Увезти, поднести, поставить диагноз в случае болезни и снабдить нехитрыми лекарствами, обработать помещение до стерильной чистоты, – это почти все, что они умели. Радиус взаимодействия с миром, который они обеспечивали – составлял не больше 200 километров.
С каждым новым спектром – оранжевым, желтым, зеленым, голубым, синим и фиолетовым когниты усложнялись и воздействие их на людей становилось все обширнее. Перейти в новый цветовой спектр цивилизации людям было довольно трудно. Тот максимум, которого достигали самые способные к роботизации люди – это зеленый уровень управления процессами коммуникаций. Когда-то Николас находился в зеленом спектре – был управляющим интеллектуальными резервами корпорации третьего ряда.
Но теперь и он, как Анри, Ваня, Санс, Герг принадлежал к красному низшему спектру. Сюда автоматически спускались те, кому перевалило за 55 человеческих лет…
Солнечной платформы они достигли почти одновременно.
Здесь было тихо и пусто.
Николас вздохнул: «Благословенная разруха».
Анри и Ваня прибыли буквально через пять минут.
Возле развалин старого павильона, в котором когда-то было принято гулять и пить целебную воду, они дождались Санса и Герга. Они не говорили по-прежнему друг с другом. О чем говорить? Об одинаковых сверхскоростных тоннелях, в которых как в капсулах с огромной скоростью они мчались в заданном направлении?
Они знали друг о друге всё – красный спектр был одинаковым во всем по всей Большой Корпорации. Одежда, еда, программы поддержки здоровья, блок новостей, блок развлечений был до микрона стандартен.
В Большой Корпорации слова живой, жизнь, природа, память, любовь, вера, впрочем, как весь «чувственный стандарт человека» были запрещены.
Никто не читал книг.
Все бумажные книги были уничтожены.
И только часть из них после жесткого отбора Принцип-комитетом была переведена в цифру.
Архивы и рукописи были сочтены спамом. Удалены. Навсегда.
Никто не писал.
Бумага давно уже не производилась.
Корпорация фиолетового спектра контролировала программу Искусственного интеллекта, требующую любое начертание букв, а значит и слов, заменить символами и знаками не буквенного содержания.
Мужчины стояли у старого фонтанчика, в котором когда-то тихо струилась вода и жадно втягивали в себя все несовершенство живой жизни, доживающей вместе с ними свой век. Уже началась новая технологическая кампания по выявлению «зон памяти» и Владыка Аддор отправил соответствующий цифровой сигнал корпорации пятого ряда.
А пока?
Николас взял в руки отколовшийся кусок известняка и долго грел его. Перекатывая из рук в руки, он наслаждался податливостью материи, её белесым следом на пальцах, ее вкусным, щекочащим ноздри, тонким запахом.
Ваня поднял голову к солнцу – казалось, он ловил и глотал солнечные лучи, нежась в просторе неба, которого они не видели так долго. Большая Корпорация «Земля» уже давно выстроила свои искусственные «небеса», которые меняли цвет в зависимости от инструкций главного «небесного» когнита.
Потом, не сговариваясь, они выстроились друг за другом в цепочку и пошли в сторону гор.
С чем сравнить этот поход?
Быть может вот так же билось сердце Руаля Амудсена, достигшего Южного полюса в далеком веке далекого – 1911-го года. Или сибирского жителя, выходившего на охоту на медведя… Но медведя никто из них никогда не видел живым, как, впрочем, и сотен иных зверей…они исчезли лет триста тому назад. Зато, зато в том месте, которое называли они между собой Рундук, были черепаха, семья воронов, несколько змей, крысы и сова.
По дороге в потайное место под старомоднейшим именем Рундук (система идентификации Большой Корпорации это слово не распознавала) кто-то из мужчин все время останавливался – и все терпеливо ждали товарища, с удивлением находя в себе запрещенные чувства – нежнейшей аккуратности к особенностям личных проявлений. В каждом из них будто что-то расцветало – пылало огнем сердечным, этакой Купиной Неопалимой. Изгибы дороги, в которых отрывались столь знакомые подробности живого пейзажа, казались им снова новыми. И трудно было распознать источник этой живительной новизны. Откуда, как она в них бралась? Что за чудо всякий раз еле-еле вмещала натура, жадно хватавшая эти куски прежней цивилизации людей, прежней заповедной природы?
Подходили к аккуратным каменным постройкам они с величайшей осторожностью. И потому, что всякий раз не знали, здравствуют ли по-прежнему в ней её обитатели. И потому, что задолго снимали с ног удобнейшую плазма-обувь, – этот момент, когда ступни ног коснутся живой земли, всякий раз был ужасающ и приятен. Всякий шаг сам собой становился торжественным. Пройтись босыми ногами по земле – для них это было высшим блаженством!
Какая фантастическая картина открывалась взору: трепетали в открытых окнах занавески, которым было лет по двести, не меньше! Звучала древняя дивная музыка, которую когда-то называли «классической». И запах свежего хлеба сводил с ума! Он двигался на их робкую от радости группку как-то смело, как будто шел в атаку, желая, чтобы они от этого хлебного духа тут же рухнули наземь. И они рухнули. Разбросали руки и ноги крестом, дышали этими сумасшедшими запахами жизни, запретив себе думать, что вся эта роскошь дана им только на три дня.
Зато какие это были три дня…
…Рундук поглотил их полностью.
Семь мужчин разного возраста были живы-здоровы.
Лет десять назад им удалось воспользоваться робото-сбоем и вычеркнуть себя из реестра людей Большой Корпорации. Когниты вообще были равнодушны к тому, что люди исчезали. Пока числишься в реестрах – программируйся в спектре (в БК не жили, а программировались). А если исчезнешь – то о тебе и не вспомнят, если ты человек. Слова «смерть» и акта «смерти» когниты не знали, а потому не различали и типы исчезновения из реестра.
Семь мужчин Солнечной платформы были здоровы.
В этот полуденный час они сидели за большим круглым столом, покрытым льняной скатертью прежних веков, пили божественный нектар под названием чай, тайно сохраняя чайное дерево, которому и счет веков был потерян. Настоящее живое стекло было наполнено золотисто-янтарным напитком, а на каждом изящном бокале внутри вензеля размещался девиз: «Eternity today – вечное в настоящем».
Александр, самый молодой из семи мужчин, хранил семейное предание о дереве, будто бы когда-то подаренном его предкам китайцами. Потом это дерево пришлось срочно прятать и перевозить в другую часть планеты, когда началась акция Letalis 31-DS, в ходе которой когниты победили людей и оковали их в техногенные цивилизационные цепи.
А тут…
Тут даже тишина была другой. Казалось, что все они слышали, как мир дышит: дышит земля, дышит трава и деревья, дом и скатерть, чай и скромные желтенькие цветы, имя которых забыто.
Пять прибывших мужчин освобождались от когнитизма – от генеральной технологии Большой Корпорации.
Они молчали, наполняли себя с пугающей откровенностью чувствами, гармонией и красотой, – напрочь отключенными в них в красном спектре.
После чая с настоящим хлебом, который ели они так же тщательно, как какой-нибудь воробей прежних веков клевал зернышко на дороге – после чая обычно шли любоваться семьей воронов или черепахой, а потом приступали к главному ритуалу, придававшему смысл этой потаённой жизни.
Снова усаживались (теперь уже двенадцать человек) за стол и начинали читать живую книгу. Читали вслух. По очереди. С неимоверной серьезной отвагой – конечно, в эти минуты никто и не помнил о том, что слово запрещено. Тут оно царствовало царственно.
Печатных книг в Рундуке было мало – только то, что какими-то невероятными путями удалось спасти, таская за собой по планете, как чайное дерево Александра.
В особо сохраняемом шкафу драгоценно почивали Евангелие, несколько романов Фолкнера, томик с трагедиями Шекспира, томик Овидия, три тома Гете, два романа Потёмкина, три романа Достоевского и один Германа Гессе.
Все три дня по три часа по полудни они и читали чей-либо роман. Читающий надевал при этом мантию и специальную шапочку неизвестного теперь европейского университета (тогда была еще Европа). Укреплялся на стуле. Открывал нужную страницу…И…
Не было моря, земли и над всем распростертого неба, —
Лик был природы един на всей широте мирозданья, —
Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой,
Бременем косным он был, — и только, — где собраны были
Связанных слабо вещей семена разносущные вкупе.
Слово лилось вольно и широко. Раскатами и перекатами отзывались в слушающих мысли, интонации, сладкозвучия и сцепления слов. Все дело было как раз в этих «сцеплениях» – их смаковали, перечитывали. Откладывали книгу – рассуждали, горячо говорили, но никогда никто и ни с кем не спорил. Происходящее было столь драгоценно само по себе, а слово звучащее было столь победительно, что спор был бы оскорбителен для присутствующих.
На второй день читали «所罗门» Потёмкина, сохранившееся в драгоценной библиотеке на китайском и русском языке. Читали на китайском – Александр не только унаследовал чайное дерево своего далекого предка, но и китайский язык. «…давно я сделал первые шаги по пути, удаляющим меня от людей: в школе и техникуме отказался от общения со знакомыми, единственным собеседником и другом для меня стало Время. Ведь говорю я сейчас сам с собой, то есть моим слушателем является Время, Оно и есть мой единственный современник», – Александр читал ровно, роняя каждое слово, будто в глубину колодца. Слова шаги, пути, собеседник и время и некоторые другие он произносил в одном и том же тоне, что создавало в слушающих эффект колыбели. Они качались внутри слов, завороженные китайской тональной моделью ЦИ.
Это было очень просто. Они слушали слово, перекладывая себя в слова, всматривались, перекатывали слова во рту, повторяли и пробовали их на вкус как недавно пробовали чай. А потом начиналось новое погружение в текст. Читая автора, они всегда хотели понять одно: от чего он предостерегал, почему Потёмкин, например, страстно желал мощного интеллекта в человеке и был так категоричен в отношении роботов? Когда и как получилось то, что человек проиграл роботам? Могли ли они что-то изменить, оказавшись в ситуации полного робото-контроля?
О, это была настоящая свобода!
Слово сильнее цифры!
Этого не должно было быть – но это было! Были книги, которые научили видеть, что в вечной, не знающей смерти, не знающей беспорядка, свойственного живому, – в их вечной робото-цивилизации образовались свои спектральные дыры. И одна из них была здесь – на Солнечной платформе, забытой окраине сектора 67543/11.
…Уходили к концу третьего дня.
Их провожал мужчина, живущий тут совсем недавно. Анджей.
На этот раз он немного изменил их путь, прокладывая его вдоль синего-синего озера. «Озеро без названия», – тихо сказал он. И опережая вопрос пояснил: «Вот когда мы найдем женщин, сокровенно живущих, то и дадим озеру имя той, которую встретим первой».
Ольга Вернер, 2019 (c)