Три вопроса критика Капитолины Кокшенёвой к писателю Александру Потёмкину
Александр Потемкин – яркий, талантливый современный писатель и издатель, автор повестей «Стол», «Игрок», «Бес», романов «Я», «Изгой», «Человек отменяется», «Кабала», «Русский пациент».
Хороший.
Капитолина Кокшенева: Мы не первый раз беседуем с Вами. Я перечитала наши прежние интервью. Это всегда был насыщенный и интересный разговор о литературе и реальности, о Ваших книгах и взглядах. Устойчивым остается одно: когда другие ищут публичности, жаждут премий и эфира, Вы, напротив, ищете места, где нет никого, кроме близкого круга людей. Почему Вы так упрямы?
Александр Потемкин: Меня устраивает та известность, которая у меня есть. Я не пишу массовой литературы, которая интересна всем, как детективы или любовные романы. Но ряд моих произведений, например «Стол», «Игрок» менее сложны стилистически, а скорее авантюрно увлекательны. Так что я не могу сказать, что мои книги рассчитаны только на рефлексирующего интеллектуала... Многим сегодня важно попасть в «словарь известных людей», но я предпочитаю «словарь умолчаний», как говорил малоизвестный у нас писатель Сигизмунд Кржижановский (1887-1950). Я не хочу называть своих современников – я высказывался прежде о ряде модных сочинителей, любящих в литературе грязный мат – важнее другое: отношение современников к тому или иному имени всегда будет проблематичным. Для ряда критиков и я тоже – «проблема».
Мне интересно в литературном пространстве открывать тех, кто ставил или ставит задачи, подобные моим. Я не случайно назвал Кржижановского. Для него было важно видеть мир как постоянное взаимодействие разных культурных пластов, он мыслил очень интересно, причем весьма независимо от духа времени. Его сочинения плотно насыщены философским контекстом. Например, в 1926 году, он написал повесть «Клуб убийц букв», которую, конечно же, никто не напечатал. В ней много интересного, предвосхитившего самые новейшие идеи: так, некий знаменитый писатель, перестал писать потому, что «буквы» становятся «убийцами замыслов». По-моему, он превзошел всех наших постмодернистов…
Его герой уединяется от всех и предается «чистому замыслительству», – постепенно вокруг него образуется клуб. Его концептуальная идея выражена так (простите за длинную цитату):
«Слыхали ли вы о так называемых Gardinetti di S. Francisco – садах св. Франциска: в Италии мне не раз приходилось посещать их: крохотные цветники эти в одну-две грядки, метр на метр, за высокими и глухими стенами – почти во всех францисканских монастырях. Теперь, нарушая традиции св. Франциска, за серебряные сольди разрешают оглядеть их, и то лишь сквозь калитку, снаружи: прежде не разрешалось и этого – цветы могли здесь расти – по завещанию Франциска – не для других, а для себя: их нельзя было рвать и пересаживать за черту ограды; не принявшим пострига не разрешалось – ни ногой, ни даже взглядом касаться земли, отданной цветам: выключенным из всех касаний, защищенным от зрачков и ножниц, им дано было цвести и благоухать для себя.
И я решил – пусть это не кажется вам странным – насадить свой, защищенный молчанием и тайной, отъединенный сад, в котором бы всем – замыслам, всем утонченнейшим фантазмам и чудовищнейшим измыслам, вдали от глаз, можно было бы прорастать и цвести – для себя…
….Не думайте, что я эгоист, не умеющий вышагнуть из своего „я”, ненавидящий людей и чужие, не-мои мысли. Нет; в мире мне подлинно ненавистно только одно: буквы. И все, кто может и хочет, пройдя сквозь тайну, жить и трудиться здесь, у гряды чистых замыслов, пусть придут и будут мне братьями».
Конечно, «ненависть к буквам» – это ширма, за которую прячется человек с весьма непростой творческой биографией. Это крик о невозможности говорить. Но это и трагическое счастье – замысел в твоей голове никто не способен редактировать, направлять, решать его судьбу…
Когда я писал «Изгоя» или «Я», то не знал о таком писателе. Открыл его для себя недавно.
Плохой.
Капитолина Кокшенева: Да, некоторые параллели с Вашими творческими принципами тут есть: насадить свой, защищенный молчанием и тайной, отъединенный сад…. Но все же, как вижу я, Вам не свойствен такой крайний индивидуализм. Однако многим Вашим героям он свойствен. Кржижановскому достался «печальный карнавал» российской жизни – можно сказать, что литература стала его убежищем, он бежал от реальности внутрь себя. Известно, что среди его неосуществленных замыслов была «История ненаписанной литературы». Это своего рода альтернатива реальности. Есть ли у нас сегодня «альтернативная литература»?
Александр Потемкин: Есть. Как и во все времена. Только формы ее жизни иные. Кржижановский – это литература, которая не была напечатана при жизни автора, – только в концу XX века издали его наследие. В этом смысле его творчество принадлежало не тому времени, когда он жил, а уже тем временам, когда мы стали его читать. Правда и сейчас он не является «актуальным» автором. Тем не менее – его интересное наследие может быть в любой момент для каждого из нас актуализировано (прочитано).
Сегодня все можно издать: есть гранты, есть частные издательства, правда нет государственного, но зато есть гиганты-монополисты типа АСТ. Книжный рынок – это, действительно, рынок и живет он не по законам гуманитарным, а по законам бизнеса. В имена вкладывают деньги, создают читательские проекты, работает машина премиальных поощрений, которая, в свою очередь, создает рейтинги писательских имен: сегодня популярность создается для одного писателя, потом для другого и т.д. Сказать, что литературная корпорация (издатели, авторы, критики, пиарщики, журналисты и литературные журналы) придерживаются демократического принципа поддержки всей литературы, её разнообразия – этого я сказать не могу. Еще недавно вроде как писатели-патриоты жаловались, что они оттеснены на обочину литературной жизни. Но теперь как-то все молчат. Наверное, в Год литературы получили финансовую поддержку. Только «Литературная газета» регулярно ставит эти вопросы. И, несмотря на мой прежний конфликт с г-ном Поляковым, я полагаю, что он, действительно, ставит реальные вопросы и говорит о реальных проблемах.
Я вижу, что у нас есть группа писателей, которых я называю «альтернативной литературой». Это и есть «слепые пятна» литературного пространства: их не видят те, кто должен был бы видеть. Творчество таких писателей – это не политическая альтернатива (как это было прежде, в советское время), это не «диссидентская» литература, но, увы, вытесненная литература. Там есть яркие имена, способные составить творческую конкуренцию очень многим «продвинутым» писателям. Например, имя Веры Галактионовой.
Я намерен в ближайшее время на международных книжных ярмарках Лондона и Франкфурта приобрести обширные площади, чтобы представить нашу «альтернативную литературу».
Злой.
Капитолина Кокшенева: Как Вы лично провели нынешний год, объявленный «Годом литературы»?
Александр Потемкин: Никакие официальные мероприятия не отбросили тень на мою жизнь. Книги мои по-прежнему издаются в разных странах мира без продвижения со стороны каких-либо российских официальных структур. Мои книги переведены на разные языки – романы и повести изданы в Японии, Китае, Корее, Англии, Франции, Германии, Болгарии, Грузии, Казахстане, Сербии и др. Я не занимаюсь пиаром. В моём издательстве нет службы продвижения. Тем не менее, «Русский пациент» и другие романы выдержали по три издания.
Сейчас пишу новый роман. Меня просто захватывает это дело – сочинять.
Очень ценю литературное общение с узким кругом критиков, филологов, ученых. Я умею наслаждаться этим общением, ставшим, по сути, роскошью для современного человека. Однако, я полагаю, что внимание к литературе важно поддерживать и государству. Современная культура книгу вытесняет, слово обедняет, толкает к той самой «ненависти к букве», о которой говорил писатель Кржижановский. Только, конечно, смысл этой «ненависти» принципиально иной: слово как бы уже не связано крепко с жизнью человека, его самостью… Оно его не выражает. И это настораживает.
Однако, как я вижу, некоторые наши идеи (издательства ПоРог и работавшего три года Гражданского литературного форума) нашли, спустя годы, воплощение. Например, я держу в руках программу 2009 года нашего литературного фестиваля (мы его осуществили в несколько ином формате). Фестиваль назывался «Территория смысла». В этом году, замечу, с таким же названием был проведем молодежный форум. У нас был блестящий слоган: Солнце Родины смотрит в тебя! Дарю. Программа была тоже актуальной и умной: «Литература как антикризисная сила» (конференция с участием писателей и критиков, преподавателей новейшей русской литературы ВУЗов, публицистов); несколько Круглых столов на тему «Интеллектуальная конкурентноспособность и современная русская литература», «Современный литературный ресурс и становление личности», «Проблема чтения и культура информационного общества». Сегодня все эти темы обсуждаются на IV Санкт-Петербургском международном культурном форуме в секции «Литература и чтение». Интеллектуальные пионеры – таков мой круг культурного общения.
Капитолина Кокшенева: Александр Петрович! Я благодарю Вас за интересные ответы на мои три вопроса.