«Маска – это особенно надежное хранилище опасной части вашего «Я», – сказала бы я, несколько поправив инструкцию арт-тренинга.
Я не могу рассказать вам, как работают внутренние механизмы повседневности, выбора, отбора и голосования на «Золотой маске»! Я не могу рассказывать, как и почему, и какие критики едут (или не едут) в те, или иные города смотреть те, или иные спектакли. Я не могу говорить о том, кто, как, и когда голосовал! Договор, который мы подписали, сковывает как льдами Ледовитого океана, каждого эксперта. Каждый должен навсегда «тихо вмерзнуть» в толщу «ЗМ» и забыть обо всем.
Но ведь это противоестественно…
Разномыслие возможно, но насколько желательно?
Я могу рассказывать только частично о своем личном голосовании, хотя как Вы понимаете, формировали афишу все 13 экспертов, – голос каждого был вплетен в общий процесс, а часто он, один-единственный, в определенных ситуациях решал судьбу театра-номинанта.
Вообще полная процессуальная непрозрачность фестиваля-премии «Золотая маска», в которой долгие-долгие годы работали критики одного эстетического вкуса и необыкновенно-монолитного умоустройства, – эта полная густая темнота («черный кабинет») меня, пожалуй, больше всего и удивила. Казалось бы, именно «гласность» и «прозрачность», как и обнародование списков голосований критиков по всем номинациям, лишили бы интересующихся всяческих домыслов и сплетен, и утвердили бы, наконец-то, торжество демократии в отдельно взятой «группе экспертов национальной премии».
Впрочем, когда я писала эту статью, то уже в Америке победил Д.Трамп, и заставил даже «Эхо Москвы» говорить о том, что «демократия может быть страшной» и ее принципиальным изъяном является голосование большинства.
Вот и у нас в «Маске» применялась та же процедура – голосование простым большинством. Но только я не понимаю, почему любители свободы прячутся в толпе и боятся лично отвечать за свое голосование?
Получается, что мы, «минкультовские выдвиженцы», оказались в реальности самыми свободными и открытыми экспертами (скажу всем по секрету – никакие минкультовские чиновники нам ни разу не дали никаких указаний и не подсказывали как и за кого голосовать… Не верите, г-да коммерсанто-вояжеры? Ну, так это факт вашей личной биографии.)
Если все, подписавшие договор с дирекцией «ЗМ» должны тренироваться в подвиге молчания, то почему же неким лицам известно вдруг, что «министерские кандидаты» не проявляли интереса к командировкам по стране? Ведь кто-то им об этом рассказал, а вернее в данном случае сказать, «слил» информацию? А поскольку я, член экспертного совета НЕ ЗНАЮ, кто из членов Экспертного Совета и сколько посмотрел спектаклей в других городах (эта информация от нас закрыта), то, во-первых, странно, что ее знают в «Коммерсанте», а во-вторых, почему мы ей должны доверять?
Манипуляции, да и только… какой-то неприличный зуд, честное слово, есть в этих мелочных укусах «министерских кандидатов»…
Кто-то знает о норме поездок для экспертов? Знает, кто её установил и на каком «научном» основании? Вы полагаете, что все дело в желании «министерского кандидата» поехать туда или сюда? Ну, флаг вам в руки…
Так вот, господа (из надзирающих за мной – тоже): я посмотрела около семидесяти живых спектаклей не московских театров (это были спектакли театров из Петербурга, Вологды, Воронежа, Ярославля, Екатеринбурга, Новосибирска, Новокуйбышевска, Казани, Перми, Норильска, Саратова, Уфы, Кемерово, Златоуста, Томска, Новокузнецка, Элисты, Нижнего Новгорода, Тюмени). В некоторые города я летала дважды, а спектакли ряда театров смотрела не в родных городах, а на региональных фестивалях.
Я не голосовала за спектакль «Князь» К.Богомолова в Ленкоме. Я не голосовала за спектакль «24+» Театра. doc (я была против присутствия его и в лонг-листе).
Я не голосовала за спектакль «Ак и человечество» (Камерный театр, Воронеж), полагая весьма скромным хотя и новым для сцены литературный материал (антиутопия Ефима Зозули 1919 года рассказывает о коммунистическом режиме и «чистке населения» ради «светлого будущего»). Но довольно не новой по сценическому языку мне показалась режиссура Д.Егорова, любящего разоблачать тоталитаризм и «советские мифы», как и пафосно-картонным – смысл спектакля. Не вкусивший советской жизни, режиссер, как мне кажется, при этом наследует ее идейно-социальную агрессивность, и хлопотливо заботится о том, чтобы негативные исторические переживания не исчезали (усердно ковыряет «старые раны»). А это, как известно, приводит к психозу – сегодня это «тоталитарный психоз», ярчайшее проявление которого – речь К.Райкина на съезде СТД. Тоталитаризма (и его проявления – цензуры) нет, а вот психоз – есть. Интересный сюжет…
Я не голосовала за А.Жолдака и его спектакль «По ту сторону занавеса».
Мной написано 11 статей о спектаклях нашего сезона, где я достаточно внятно аргументировала свои художественные позиции. Кстати, моя статья (по словам коллег с умом и вкусом) о спектакле Жолдака «Три нимфетки и насилие» – лучшая из написанного о нем, если полагать, что в театре возможно позиция не только pro, но и contra (правда, на сайте Александринского театра нет только моей статьи о данном спектакле, что, как говорится, весьма знаменательно; да и вообще зависть часто выступает под слоганом «замолчим», «не пустим», «передернем» и «оскорбим»).
...прийти соблазнам
Я не голосовала за спектакль «Саша, вынеси мусор!» Центра им. Мейерхольда (реж. В.Рыжаков), как и за одноименную пьесу украинского драматурга Натальи Ворожбит, выдвинутую в номинации «драматург». Если в спектакле ЦИМа нельзя не увидеть хорошие актерские работы, то вот с пьесой все сложнее. Мы ведь выдвигали именно пьесу в номинации «драматург», а потому то, что не акцентировано в спектакле, в пьесе написано пером (и не вырубишь топором).
Не было у меня ни малейшего желания номинировать на национальную премию пьесу, герой которой «полковник украинской армии» и «до смерти служил в Военной академии начальником кафедры физической подготовки»
(Зовут его Саша и он помещен автором на тот свет, то есть умер, а потом, когда на Украине была объявлена несостоявшаяся шестая мобилизация, решил вернуться на этот свет и пойти защищать Украину).
Эта пьеса не антивоенная, как полагают некоторые ее лоббисты. Жена и приемная дочь украинского полковника Саши не захотят его возвращения на этот свет, потому как боятся, что его убьют и им снова придется переживать его смерть. Но это все же недостаточное основание полагать пьесу антивоенной, хотя я верю, что в реальном Киеве (а действие пьесы тоже происходит под Киевом) не захотят видеть пьесу Ворожбит на сцене. Зато у нас захотели.
Я просто приведу авторский текст: ремарка –
Портрет Саши в форме полковника украинской армии. Текст на стене - видео: Саша побеждает наглых зажравшихся москвичей в Крыму, которые приставали к его девушке Кате. Один лежит поверженный на набережной, другой в испуге бежит прочь, третий просит о пощаде.
Если полагать, что драматург знает, что делает, а не пишет, пребывая «по ту сторону жизни», а заодно добра и зла, то рассыпанные реплики и ремарки – это как пароль для своих, для кого «крымненаш»; кто грызет ногти, понимая войну на Донбассе не как гражданскую. Вряд ли случайной и ничего не значащей для автора (я полагаю) является и боязнь героинь того, что прилетят бомбить Киев (кто прилетит – не трудно догадаться).
Или вот такой монолог Саши тоже вряд ли случайно и без всякой художественной цели написался Н.Ворожбит:
САША. Девочки, вы что?!… Я же присягу давал. Я, Вовчик, Серега, Лешка Чалый. Помнишь Чалого Лешку? Умер передо мной от рака… Вступаем на военную службу и торжественно клянемся народу Украины, всегда быть верными и преданными ему, добросовестно и честно выполнять воинскую обязанность, приказы командиров, неукоснительно придерживаться Конституции законов Украину, сохранять государственную и военную тайну.
Я, Вовчик… Вовчик когда-то до смерти спился, Серега, Лешка Чалый клянемся защищать украинское государство, нерушимо стоять на страже ее свободы и независимости.
Я, Вовчик, Серега… тоже полковник, тоже умер от остановки сердца, Лешка Чалый присягаем никогда не предавать народ Украины. Девочки, я ж присягал народу…».
Но «девочки» не пустили его на этот свет…
Автор имеет право писать, конечно, и о войне, и быть против любой войны. Какое-то ощущение нечистоплотности все же остается… Себя мы, что ли, совсем не уважаем?
Автор имеет право на любые художественные приемы (игру реального и ирреального и пр.), но мне не понятно – при чем тут Российская национальная театральная премия и страх, что Киев будут бомбить (но героини надеются на лучшее)? Быть может, этот «страх» и «фига в кармане» (крымские детали пьесы) все же проявление «состояния умов» узкой части нашего театрального сообщества, вряд ли имеющего право на претензию полагать свои страхи и вкусы общенациональными…
Мои номинанты не из списка
Я голосовала за «Леди Макбет Мценского уезда» Заполярного театра драмы (Норильск) - спектакль главного режиссера театра Анны Бабановой, но не была поддержана многими коллегами. (Формально потому, что режиссер третий раз обращается к этому произведению. Ставит его в разных театрах, с разными актерами. На мой взгляд, это как раз интересный опыт нового и углубленного (человеческого и театрального) переживания. Кстати сказать, этот же факт – не первой постановки, в случае с Геббельсом и его « Максом Блэком…» не был взят в расчет. Видимо, потому, что «Электротеатр Станиславский» должен быть по определению хоть в каком-то списке номинантов…) Я голосовала и за «Дядю Ваню» Петра Шерешевского того же Заполярного театра драмы. Жаль, что в ситуации с Камерным театром Воронежа оказались возможны стразу два спектакля в номинациях, а Заполярный театр не прошел через экспертные фильтры.
Голосовала потому, что это – лучший из трех представленных на Маску спектаклей Шерешевского нашего сезона, поставленных в разных театрах. Голосовала потому, что эксперты ЗМ впервые за время существования премии-фестиваля приехали в театр, в котором прекрасная сильная труппа.
Спектакль «Дядя Ваня» – это «масочный формат», Шерешевский тоже – режиссер принятого «масочного формата», что нужно объяснять отдельно и не в этой статье. И театры провинции, увы, нуждаясь в поощрении столичном, конечно, многие годы ставят такие спектакли, которые потом довольно быстро уходят из афиши. На «Дяде Ване» в Норильске было много меньше публики в сравнении с заполненным залом на лесковской «Леди Макбет…».
В моем личном списке номинантов, безусловно, лидирующие позиции занимает Новосибирский городской драматический театр с «Ревизором» Сергея Афанасьева. Замечательно интересен и его «Вишневый сад» в Молодежном театре Алтая (г.Барнаул).
Вот только у режиссера своя традиция – неучастия в «Золотой маске», о чем он не кричит на всю страну. Не звали и не замечали десятилетия?
Так зачем сейчас, при полном художественном обмундировании и настоящем признании, «бежать за комсомолом»? Я его понимаю. Впрочем, столичная критика «платит ему взаимностью» – не сожалеет о нем в СМИ, как об иных режиссерах, устраивающих скандалы по ошибке, и, в результате, самих себя публично наказующих…
Я полагаю и «Грозу» (спектакль Вахтанговского театра) Уланбека Баялиева достойной заметного места в списке номинантов. Поэтический символизм этого спектакля, роскошные актерские работы (особенно Ольги Тумайкикной и Евгении Крегжде), оригинальность режиссерских ходов – все это мне лично дорого, как и теплая человечья интонация спектакля.
«Страх и война» Б. Брехта режиссера З. Нанобашвили в Вологодском драматическом театре – один из лучших брехтовских спектаклей в нашем сезоне (отмечу еще и спектакль Никиты Кобелева с его «Кавказским меловым кругом» в Театре Маяковского). Но, очевидно, ясный режиссерский концептуализм вологодского спектакля, не боязнь языка политического театра (столь родственного Брехту) как раз сегодня и не в тренде…
Мне понравились спектакли «За миром смотрящий» (Театр обско-угорских народов «Солнце»), «Земляки» Башкирского драматического театра и «Как Зоя гусей кормила» Саратовского театра юного зрителя (молодой режиссер Андрей Гончаров «новую драму» поставил как «старую» - с отменными психологическими актерскими мотивировками, сохранив при этом печальную эксцентрику).
Боюсь только, что анализировать списки номинантов и лонг-листа особенно некому. Алексей Битов окажется, пожалуй, и единственным, а остальные СМИ повторили, что было сказано на пресс-конференции, пропиарив нужные им имена (и замалчивая другие)…
Безусловно, опыт внешнего восприятия фестиваля и внутренний опыт (деятельности с погружением) весьма отличается. Но вот что с ним делать, если эксперт оказывается в ситуации казнить нельзя помиловать. И запятую , пожалуй, скорее поставят в определенном месте…
Но совместная работа с теми, кто так рьяно (и часто опираясь на фальшивки) меня ругательски ругал, весьма оказалась полезной. С близкого расстояния я увидела много хороших качеств в Елене Ковальской: в её искреннем желании развивать социальные проекты в театре – реализовать сочувствие «маленькому человеку» на деле. Но никакие расстояния не изменили железобетонной безлюбости и непримиримой несгибаемости иных коллег. Увы, можно с ними разговаривать сколько угодно (и самым милейшим образом), но поступят они всегда так, как «велит партия»… И это не какое-то предательство личности и свободы. Чтобы потерять личность, говорил кто-то из англичан, ей нужно для начала обладать…
Так и со свободой.